нет ничего уникального. Он велел, «чтобы… привели царицу Астинь пред лицо царя в венце царском для того, чтобы показать народам и князьям красоту её; потому что она была очень красива» (ст. 11).

Такое поручение уважающий себя царь мог дать только «в седьмой день [день большой пьянки], когда развеселилось сердце царя от вина» (ст. 10).

На мужских застольях подобного плана единственными женщинами обычно были танцовщицы. Отказавшись прийти демонстрировать свою красоту и корону толпе пьяных мужчин, царица Астинь тем самым пыталась спасти свою честь и, собственно, честь своего мужа. Протрезвев, он должен был это понять. Царь и так уже достаточно опозорился, отдав это повеление. Но, как опять же верно сказал Толстой, «мы любим людей за то добро, что им сделали, и ненавидим за зло, которое им причинили». Царь не нашёл лучшего способа избавиться от позора, как избавиться от человека, который ему об этом позоре напоминал,— от своей жены. А уж советчиков, которые поддержат мысль, что, мол, «баба во всём виновата», найдёт себе любой мужчина, не только царь. И законодательную базу подведут — всё как полагается.